Ася Михайловна Сапир часть 1
Ася Михайловна Сапир - Заслуженный учитель школы Российской Федерации.
В жизнь из фотографии уйдут…
 |
Есть у меня стихотворение, посвящённое трогательному и запоминающемуся событию в жизни каждого ученика и учителя - окончанию школы очередным классом. Позволю себе привести его полностью:
Впереди - нешкольные заботы, |
Вот о том, как уходят из фотографии в жизнь выпускники, я и буду вспоминать в этой части.
Стихотворение написано давно, но актуально и сейчас: меня интересовало и продолжает интересовать, как сложилась судьба моих питомцев. Особенно тех, у кого я открывала гуманитарные способности.
На поверку непростым оказывался вопрос даже не определения самих способностей - они иногда были настолько значительными, что для меня не составляло труда их “открыть”. Но мои рекомендации не всегда воспринимались с одобрением родителями, а иногда и ревнивыми учителями. Если я говорила родителям о гуманитарных способностях девочек, то сопротивления обычно не встречала. Если же - мальчиков, то зачастую сопротивление было яростным. Конечно, играло роль и то обстоятельство, что они отдавали своего ребёнка в школу с физико-математическим уклоном.
Я уже упоминала в прошлом очерке о Серёже Пургине. К чести его родителей, они как-то сразу согласились с моей рекомендацией. Её подкрепил своим авторитетом и тогдашний заведующий кафедрой русской литературы УрГУ Гурий Щенников, специалист по творчеству Ф. Достоевского. Прочитав реферат С. Пургина по Достоевскому, он убеждённо сказал, что, если автор этого исследования захочет продолжить его, став студентом, он, Гурий Константинович, готов быть его руководителем. Сергей выбрал не литературоведение, а философию (эстетику). Но его анализ стихотворения А. Пушкина “На холмах Грузии”, сделанный уже в бытность послеуниверситетскую, я и сегодня считаю замечательным. Я использовала этот анализ в своей практической работе, с гордостью ссылаясь на то, что работа сделана моим учеником.
Помню ожесточённую борьбу с отцом другого моего ученика (в 2010 г. исполнилось 30 лет, как он закончил школу №130) о способностях его сына. Он особенно недоумевал, как это у них с матерью, не гуманитариев, мог оказаться сын с ярко выраженными гуманитарными способностями. “Каким прибором Вы пользуетесь, определяя способности?” - довольно ехидно спрашивал он. Я не называю фамилии ученика, так как его отца уже нет в живых.
Сам же выпускник поступил успешно в Уральский университет, затем ему предложили учиться в Ленинградском, который он и закончил.
Я было совсем потеряла с ним связь, хотя очень интересовалась его судьбой. Меня нашла через сайт не то “Одноклассники”, не то www.poezia.ru выпускница этого же класса - Лена Гуськова. Затем к нашей переписке присоединился и разыскиваемый мной ученик. Он - переводчик (он специализировался по лингвистике), Лена - бухгалтер. Но оба остались верны поэзии, и оба пишут собственные стихи. Лена была тоже гуманитарно одарена. Но, к сожалению, в современной России не так много возможностей реализовать свой талант в этой области.
А работа в школе в качестве учителя стала и вовсе непривлекательной и непрестижной.
Хочу вспомнить ещё о двух выпускниках, с родителями которых пришлось спорить о предназначении их детей.
Один из них - Боря Фейман (выпускник 1975 г.). Мне не удалось переубедить отца, считавшего, что его сыну следует учиться в УПИ (тогдашнее название). Боря закончил УПИ, во время обучения в котором он сумел найти свою “гуманитарную нишу” - он увлёкся фотографией. К чести директора огромного комбината в Норильске, куда Боря был распределён, тот поощрил его занятия фотографией, сказав, что талантливых инженеров много, а талантливых фотографов - мало. Так Боря сделал первый шаг к своему будущему призванию профессионального фотографа.
Волей обстоятельств Боря уехал в Америку, где мы встретились снова. Сделанные им фотографии Нью-Йорка, в одном из районов которого он проживает, не спутаешь с другими. Нам знаком Нью-Йорк - огромный, шумный, многолюдный - не протолкнёшься! - город. Нью-Йорк Бори Феймана - лирический и задушевный, располагающий к себе своей интимностью и дружелюбием. Фотографии Бори можно видеть в Екатеринбурге, с которым он не прерывает связь. В Музее фотографии раз в два года проходят выставки Бори - талантливого художника. Гуманитарный талант проявляется и в том, что Боря - автор множества рассказов, баек, анекдотов, объединённых общим героем - Петровичем. Это произведения, короткие, как басни в прозе Феликса Кривина, острые и злободневные, философски раздумчивые и житейски мудрые. Они великолепно выстроены и достаточно острые по языку. Слушать их в исполнении самого автора - огромное удовольствие. Пользуясь случаем, ещё раз благодарю Борю за то, что он приехал из Нью-Йорка в Нэшвилл, где в доме сына я отмечала свой юбилей.
Другой ученик - Саша Пучков, которого уже нет в живых. Ярко выраженный талант к гуманитарным предметам быт столь очевиден, что я не могла остаться равнодушной к тому, какой вуз он выберет. Но мама Саши настояла на своём - Саша поступил в УПИ.
Спустя год он поступал снова, теперь уже на философский факультет УрГУ. Мне кажется, что к этому моменту он уже был надломлен превосходящей его волю волей извне. Судьба его оборвалась рано, и он не сумел вполне реализовать свои способности. Его ранняя смерть камнем лежит и на моей совести.
Его соученик и друг, Миша Лобанов, поступил в УПИ по праву. Я вспоминаю о нём потому, что он, ещё будучи студентом, сказал журналисту, который брал у него интервью, что логике он научился на уроках литературы. Для меня это прозвучало как высшая похвала и аттестация моей работы. Своё публичное “спасибо” за отзыв, много значивший для меня, я говорю сейчас, спустя много лет после описанного эпизода.
Не ради похвальбы я остановилась на этом эпизоде. Он представляется мне важным в нескольких аспектах. До создания специализированного (гуманитарного) класса, а потом и школы я работала в обычных классах - разных по подбору учеников. И именно с ними, обычными, а не специализированными классами, мы участвовали в нескольких экспериментах по преподаванию литературы (я рассказывала об этом в 1-й части), ученики этих классов восторженно посещали театральный лекторий, писали научные рефераты по литературе и блестяще их защищали, участвовали и побеждали во Всесоюзных конкурсах сочинений и т.д. Я всегда была убеждена в особом месте литературы в школьной программе - предмета, формирующего нравственные, моральные составляющие личности. Да, ученикам приходилось трудиться на уроках литературы, но ни они, ни их родители не возражали против дополнительной нагрузки. Они поддерживали меня в моих начинаниях. Об их одобрении нашей работы на уроках и вне их говорит то, что они - в основном сотрудники завода-шефа, - сумели оборудовать за счёт завода кабинет литературы (тогда он располагался на первом этаже, направо от входа), считавшийся лучшим в те времена.
Но вернусь к воспоминаниям об учениках. С тремя выпускниками 1985 г. я в очень тесном контакте. Это Юля Базиян, Наташа Уланова (Федотова) и Яна Бородина (Проскурякова). С Наташей мы переписываемся по электронной почте несколько раз в неделю, с Юлей (она живёт в Израиле) - переписываемся и созваниваемся, с Яной тоже переписываемся.
Все три получили гуманитарное университетское образование в Екатеринбурге. Наташа и Юля потом вынуждены были получить и другое образование, более востребованное, - обе работают бухгалтерами, и очень успешно. Наташа (о ней я уже упоминала в предыдущей части) не только хранит благодарную память о нашей совместной работе, о театральном лектории, но и многое из того, о чём узнала, рассказывает своей дочери (“Мама, откуда ты всё это знаешь?” - в изумлении спрашивает дочь). Юля Базиян - начинающий прозаик. Недавно она познакомила меня со своим рассказом, написанным прекрасным языком, с очень увлекательным сюжетом, интересной композицией (композиция строится на обыгрывании категории Времени - день сегодняшний сопрягается с прошлым). В нём она показывает себя замечательным психологом: её рассказ - настоящая психологическая проза.
Яна Бородина заслуживает отдельного рассказа. Она учитель литературы и завуч в школе № 37 (кстати, в этой школе начинала и я после окончания университета). Она уже была номинантом конкурса “Учитель года” и выдвигается вновь. В лучших традициях того поколения учащихся, которые были участниками экспериментов (я рассказала об этом в первой части) она увлечена научной работой, сфера её интересов - педагогика и методика. Убедительный пример того, что история развивается по спирали: на новом витке времени Яна включается в педагогический эксперимент как полноправный движитель прогресса.
А теперь небольшое отступление от темы. А может быть, вовсе и не отступление. Яна рассказала в письме о том, как оценивали её открытый урок (номинанту полагается дать урок в незнакомом классе и по теме, объявленной незадолго до урока). Откровенно говоря, подход к оценке урока и методика рассмотрения его меня смутили. В комиссии не было ни одного учителя по литературе. Допустим, что комиссия рассматривала урок с точки зрения общепедагогических требований. В этом случае удивляет другое. Комиссия и не пыталась оценить Личность учителя, нестандартность его подхода к композиции урока, умение наладить контакт с незнакомыми учениками, глубину раскрытия материала. Личностная составляющая урока, определяющая всё - от выбора приёмов до слова учителя, как бы заранее выводилась за скобки. Не своеобразие учителя было во главе угла, а соответствие его урока заданным параметрам. Содержание урока было разнесено по расчерченным графикам, имевшимся у проверяющих. А ведь оценивался номинант на звание Учитель года.
В общении Яна предстаёт оригинально мыслящим учителем, в своих соображениях вполне на уровне современных требований к обучению, а на открытом уроке она должна была быть “как все”. Потому, очевидно, что члены комиссии не в состоянии оценить ничего, кроме стандарта. Далеко ли ушли эти члены комиссии от того завуча, которого на заре своей педагогической деятельности я ещё застала: приходя на урок, он забирал учительский конспект и на протяжении урока зорко следил, чтобы ни единым словом или жестом учитель не изменил ему? (В реформе образования понятие стандарта - как жупел и идеал - основополагающее, не стану говорить о том, какой получится школа в результате реформы образования.. Не стану говорить и о том, какое место отводится в будущей школе литературе, но замечу, что подписала уже два открытых письма, адресованных Президенту и Правительству РФ против этой реформы).
Выше я вскользь упоминала об участии учеников школы №130 во всесоюзных конкурсах сочинений. Трижды мы были участниками этих конкурсов и трижды побеждали. Победителями были Ольга Потаповская, Марина Божок и Яна Бородина.
Безусловно самым впечатляющим было сочинение Оли Потаповской. В московском доме своей бабушки, в дальнем углу шкафа, она нашла связку писем, оставленных (брошенных? забытых?) предыдущими жильцами. Это были письма солдата, участника одного лишь реального боя Великой Отечественной. В этом бою он получил ранение, от которого и скончался.
Размышления о том, что ему дорого и что он защищает, наивные и мудрые размышления о жизни и смерти, о долге и любви ко всему живому воспринимаются как исповедь, а сами письма - как дневник. Сочинение Оли было построено как комментарий к этим письмам, как послесловие к жизни, столь рано и трагически оборвавшейся. Особую трепетность и правдивость сочинению придавало то, что, пытаясь понять своего сверстника, но юношу другого поколения, автор и сама взрослела. Сегодня Оля Потаповская живёт в Бостоне, работает менеджером в библиотеке Бостонского университета (она закончила филфак УрГУ). В данное время приняла решение продолжить учиться, так как уровень знаний, которым обладала прежде, не позволяет расширить профессиональный горизонт и, значит, перестал удовлетворять её профессионально и духовно. Вот это стремление - познавать, расширять горизонт познания, совершенствовать свои навыки в избранной профессии - это то, что почерпнула Оля в школьном творчестве.
Мне очень дорого, что те ученики, с которыми я либо не теряла связи все эти годы, либо вновь приобрела спустя годы, одинаково вспоминают уроки литературы, творческую атмосферу уроков и внеурочных занятий как стартовую площадку их дальнейших судеб, их карьеры, независимо от того, в какой области - гуманитарной или технической - они нашли себя. Так пишут мне Галя Копылова (Штань), гематолог областной больницы в Екатеринбурге; Таня Попова (Чиканцева), профессор, доктор филологических наук; Вениамин Хуснутдинов, кандидат технических наук.
Очень тесное общение (к сожалению, виртуальное) с Вениамином на протяжении последних трёх лет может служить иллюстрацией стихотворных строк: “Учитель! Научи ученика, чтоб было у кого потом учиться “. Он разыскал меня через сайт Поэзия.ру.
Его любовь к поэзии И. Бродского, знание и осмысление этой поэзии были столь глубоки и заразительны, что увлекли и меня. Мой цикл стихов об Италии и эссе о Бродском - результат общения с Вениамином, общения, в котором ведущим был несомненно он.
Его суждения о явлениях литературы и жизни всегда глубоки, нередко парадоксальны, но обладают важным свойством : даже если ты с ними не соглашаешься, они побуждают тебя искать, изучать, сопоставлять и делать выводы.
Помимо прочего, без спонсорской помощи Вениамина не были бы опубликованы мои детские книжки “Зоопарк” и “Азбука” и не приобрёл бы реальных очертаний другой проект - двухтомник моих стихов (вероятнее всего, выйдет осенью).
С Таней Поповой я почти не прерывала связи все эти годы (Вениамин и Таня - выпускники одного класса - 1974 г.). Я прибегала к её помощи постоянно, когда мне нужна была консультация по русскому языку. Вдумчивым и дотошным редактором поэтического двухтомника проявила она себя в последние несколько месяцев. При поддержке Вениамина она приехала из Екатеринбурга на мой юбилей, где мы с ней общались несколько дней.
Я хочу завершить эту часть воспоминаний рассказом о выпускнице, о которой я почти ничего не знаю с момента окончания ею школы. Тем не менее её роль в моей творческой биографии трудно переоценить. Речь пойдёт о Марине Папиной.
Я познакомилась с ней в трудный момент жизни. Она была ученицей класса, с которого начался отсчёт моей работы в школе №130. Класс был, что называется, “отобранным” - учителя перевели в него всех тех, кто доставлял им массу хлопот, не желая ни учиться, ни вести себя сколько-нибудь прилично. В классе было 46-47 человек. Сидели по трое, в комнате, которая в ту пору мало походила на кабинет литературы (впоследствии это стал тот самый кабинет, который был лучшим). Внешне ребята перестали безобразничать на уроке довольно скоро, хоть никаких репрессивных мер я не учиняла. Стали даже приходить на урок не после звонка, а до. Но я довольно долгое время не знала, как они реагируют на содержание уроков, на то, что я пыталась привлечь их к чтению не столько учебника, сколько самих произведений. На то, что я стремилась дать им не одну, а несколько точек зрения, то есть вела с ними серьёзный разговор, в основе которого было уважение к их личности. У меня продолжительное время не было “обратной связи”. Я хорошо помню этот переломный урок, когда я поняла, что ребята приняли мои условия совместной работы. Этот урок был построен как лекция. Я неспешно знакомила учащихся с положениями лекции, время от времени ставя вопросы, интенсифицируя восприятие.. И вдруг слышу с последней парты недовольное ворчание:” Нельзя ли помедленнее - не видите разве, что я записываю …” Это была Марина Папина, и это был перелом в моих отношениях с классом.
Где бы ты ни была, Марина, и чем бы ты ни занималась сегодня, я благодарна тебе за тот урок и за эту реплику, сказанную, может быть, без должного пиетета, но искренно и вовремя.